Она — девочка-самурай, не пиши ей и не вспоминай,
Она научилась молиться Богу, которого нет.
Она — девочка-острый меч, он — крысолов и его кларнет,
А она — самурай, который учился не слышать звуков,
Не вздрагивать от машин,
Не подпускать к себе близко мужчин
И женщин, на всякий случай, тоже не подпускать.
Она — девочка, выученная стоять
На стёклах, на углях, на докрасна раскалённом асфальте.
Хотите — принимайте, хотите — не принимайте,
Она — девочка-самурай в железных доспехах
На тонких плечиках, снимая их каждый вечер,
Она умещается на коврике в ванной, что диаметром меньше метра,
Её уносит от сильного ветра
И она, как воин, учится своему военному ремеслу,
Выучилась не верить ни левым, ни правым, по-хорошему — никому,
Выучилась смотреть на солнце, не закрывая век.
Она — девочка Старк, железнейший человек.
Девочка-грецкий орешек, упрямо твёрдая скорлупа,
Но стоит ей треснуть, как рассыпается прям в руках.
Как она стоит на гвоздях, они через пятки рвут эфемерную душу.
Девочка-самурай раздевается, смывая себя под душем.
А наутро отказывается вести войну, сдаёт весь металл в ломбард,
А на вырученные идёт в кино, играет на бильярд
И забивает в лунку и забивает на всю эту самурайскую этику,
Теряет свой рейтинг среди самых сильных на этом свете
И становится просто счастливой, черт возьми, просто,
Как музыка из девяностых, как белая водолазка,
Как кофейная чашка, как запах только что выстиранной белой рубашки,
Как чувство, что скоро должен случиться май,
Просто счастливая девочка, ты больше не самурай.
Девочка-самурай, сердце в титановых латах,
Там, где на раскалённый асфальт осыпается сакура,
Она кутается в алое шёлковое кимоно,
Теперь никто всему виной.
Девочка-самурай, судьба — острый клинок,
Мечтающая вслух, рифмующая в слог.
И той весной, читая Мураками,
Короткое письмо ему на память.
